Добавлю
И названный автор совершенно прав относительно прозвищ отдельных донцов. В списке новоприборных казаков 1640-х гг. мы встречаем Максима Ебодёнка, Федора Пердуна, Ивана Дристунова и Григория Сранкина [Донские дела, 1903]. Правда, в данном случае прозвища были принесены из России, но на Дону народное творчество в этом жанре, кажется, развивалось «вглубь и вширь». В коллекции москвича С.В.Корягина, занимающегося донской генеалогией, представлены не только казаки Пердуновы, но и Пердуновсковы и Распердяевы, не только Дристуновы, но и Дристунцовы и Дристунчиковы, а также Бздилины и Бздунковы, Дураковы и Мудаковы, Жопины и Жопкины, Мохнажоповы и Худосраковы [Корягин, 2000, с. 91-94; Корягин, 2001]. Сам генеалог – потомок казаков Вислогузовых [Корягин, 2000, с. 91], т.е. Вислозадовых. Нам ещё встречались в источниках казаки Сиськины, Сукины, Шалавины и др.
С.В.Корягин, сочувствуя задним числом девицам Мохнажоповым по части их общения с современниками, говорит, что всё-таки наибольшее впечатление на него произвёл казак Распердяев, вынужденный в тридцатилетнем возрасте выйти в отставку «по недержанию мочи» [Корягин, 2000, с. 91]. Ну что тут скажешь? А ведь жили, общались, служили и, похоже, не имели особых «комплексов», связанных со своими фамилиями.
http://kazak-center.ru/blog/istoriko_kulturnye_issledovanija/2010-07-27-58